Начало войны и студенчества
Автор(ы): Архангельский А.В., СГМУ
Для меня и многих моих сверстников июнь 1941 года казался самым светлым периодом нашей жизни: 16 июня мы сдали последний экзамен, и 19 состоялся наш выпускной вечер. Два дня отсыпались, а в воскресенье 22 июня началась война. С этого дня в нашем провинциальном городке Кузнецке Пензенской области ушла в прошлое мирная жизнь. В первые же дни войны мужчины стали получать повестки о мобилизации.
Сводки о состоянии дел на фронте стали весьма скупы и неопределенны. Все ждали перелома в ходе войны, особенно мы, молодежь, воспитанная на убеждениях, что у нас есть что защищать, чем защищать и кому. Думалось, что все наши неуспехи на фронте связаны с внезапным нападением и что вот-вот наши армии мобилизуются и разгромят агрессора на его территории.
Между тем пришло извещение из Саратовского медицинского вуза с приглашением на вступительные экзамены. Мы, вдвоем с одноклассником с большим трудом добрались до Саратова. Внешне город жил по прежнему, но как только начиналась передача последних известий, люди застывали у громкоговорителей, установленных на столбах главных улиц, молча слушали и молча расходились, переживая все услышанное в себе.
В институте начались консультации по основным предметам. Молодежь вела себя шумно, весело, преобладало чувство молодости, ожидание романтики студенчества и самостоятельности.
В августе 1941 года мы сдавали первый вступительный экзамен — писали сочинение. Оценок наших творческих усилий мы так и не узнали: в связи с военным временем вступительные экзамены были отменены, и зачисление производилось по аттестатам средней школы. В августе 1941 года по этой схеме на лечебный и педиатрический факультет было зачислено 727 будущих врачей. Но уже в первой декаде сентября по собственному желанию с первого курса отчислено 62, а в начале октября отчислено еще 72 студента, так и не приступивших к занятиям. И это было только начало. В марте 1946 года получили диплом врача только 199 студентов нашего курса.
Нам первокурсникам были выданы маленькие рыжие книжечки с наклеенной фотографией студента - пропуск. И это не было формальностью: войти в учебный корпус без пропуска вахтер не позволял. С 1 сентября начались регулярные занятия, лекции. Сводки Совинформбюро по-прежнему были тревожными. Назывались крупные города и областные центры, которые оставлялись нашими войсками. Но мы еще не понимали всей серьезности положения. Новая обстановка, необычная методика обучения, наша молодость и сознание своего нового статуса — студенты — притупляли восприятие действительности. Но война постоянно напоминала о себе. Мы, юноши, один - два раза в неделю несли ночные дежурства по охране учебных корпусов от возможных диверсантов. В то время корпуса были обнесены легкой оградой. Калитки в них на ночь запирались на замок, и попасть на территорию университета можно было только через забор, вот этот забор мы и охраняли. Во внеучебное время нам поручали разносить по адресам повестки о привлечении к различного рода работам свободного населения.
В начале октября нам внезапно объявили, что наш курс снимается с занятий на определенное время на оборонительные работы, «на окопы», как тогда говорили. Поездом мы доехали до Татищева, а затем несколько километров шли пешком до деревни Вязовка. Расселили нас в пустующих, с земляными полами домах. Поехали мы налегке, взяли с собой только самое необходимое: смену белья, предметы личной гигиены. Постель пришлось сооружать из соломы, а накрываться ночью чем Бог послал. Первоначально работу восприняли без всяких переживаний. Думали, выкопаем две-три ямки и вернемся учить свою анатомию, но нам поручили возвести противотанковый ров - сооружение весьма впечатляющее: ширина его должна быть 5 метров, глубина 3,5 метра. Одна из боковых стенок рва должна быть отвесной, противоположная — под острым углом. По дну ров достигал 3 метров. И вот мы, мальчишки и девчонки, должны были выполнить эти колоссальные земляные работы. С поверхности на глубину 50-70 см была земля, а глубже лежали пласты веками спрессованной глины, которую пытались поднять с помощью трактора и плуга, и даже взрывать, но без заметного эффекта. Самыми надежными оказались лом и лопата. Работали мы по 10-12 часов в сутки. В перерыв нам давали горячее - что-то вроде каши. Ежедневно мы ходили за сухим пайком в виде хлеба, сливочного масла и сахара. В таких же условиях жили и наши преподаватели.
Не было ни радио, ни газет, ни достоверной информации. Это только потом мы узнали, что в октябре 1941 года враг подошел к Москве, и положение было очень опасным. К концу ноября напряжение несколько ослабло. Стали разрешать поездки в Саратов за теплыми вещами или в связи с болезнью. В декабре практически весь наш курс вернулся в Саратов. Здесь мы узнали о разгроме немцев под Москвой и первых наших победах. Стало ясно, что первый наш противотанковый ров, к счастью, останется невостребованным. Это было первое серьезное испытание для каждого из нас.
Занятия возобновились в январе 1942 года. За все военные годы это была самая тяжелая зима. Учебные корпуса не отапливались, стены были покрыты инеем. Лишь в отдельных кабинетах кафедр появились так называемые «буржуйки» в которых сжигали сланец, разгруженный еще осенью с барж на Волге. Хотя тепла от этих печек было мало, но дыма предостаточно, до слез. Так же холодно было и в общежитии, и в жилых домах, где не было печного отопления. На лекциях и занятиях писали из чернильниц, которые держали в кулаке, чтобы не замерзала жидкость. Лекторы приходили в аудиторию в пальто, а иногда и в шапке. Перерыва ждали, чтобы потолкаться и погреться. Часто вспоминал незабвенного Маяковского: «Куда идешь? - В уборную на Ярославскую». Нашей ближайшей Ярославской был железнодорожный вокзал. Так или иначе, но после возвращения с оборонных работ учебные занятия стали систематическими. Правда, нередко мы отвлекались на заготовку дров, погрузку барж, другую черновую работу. Почему-то нас не направляли в госпитали, хотя нам, будущим врачам полезно было бы там быть.
Летом студенты выезжали на сельскохозяйственные работы и учебный год, как правило, начинался с начала октября. В связи с войной было принято решение о сокращении учебного плана по подготовке врачей с 5 до 3,5 лет. Но занимались мы по довоенным программам, т.е. в полном объеме. Перегрузка у студентов была колоссальной. И все же мы закончили свое обучение за 4,5 года и в марте 1946 года сдали государственные экзамены.
За все студенческие годы я не помню ни одного чрезвычайного происшествия. Соблюдалась дисциплина, уважительное отношение к преподавателям и девушкам. О спиртном и не думали и не говорили. Студенты часто и охотно ходили в драматический театр («Карлуша» - так ласково называли его между собой), в оперу. С началом войны в Саратов был эвакуирован театр МХАТ. Но попасть туда было трудно. Билеты продавались один раз в неделю. Очередь за билетами занимали с момента окончания комендантского часа, еще ночью. За 4-5 рублей можно было приобрести лучшее место в партере. Для сравнения скажу, что стакан пшенной крупы стоил на базаре 50 рублей. В театре было тепло, уютно и очень интересно.
С трудностями свыклись, приспособились и морально и физически. Во всяком случае, ни отчаяния, ни уныния, ни растерянности у студентов не чувствовалось. Между студентами не принято было на что-либо жаловаться. Знали, что трудно всем, но еще труднее на фронте. При институте появилось подсобное хозяйство, из которого кое-что попадало и в студенческую столовую. В качестве поощрения выдавались продуктовые карточки УДП - усиленное дополнительное питание. Была и другая расшифровка: «умрешь днем позже».
В конце апреля и в начале мая 1945 года появилось чувство напряженного ожидания сообщения о конце войны. Думали, что об этом мы узнаем на лекции. Случилось все иначе. Май был теплым. Окна общежития распахнуты. Часа в три ночи услышали из окон общежития института механизации сельского хозяйства, которое было напротив нашего: «Эй, пузырьки, война кончилась, приходите слушать радио». (В отместку за «пузырьки» мы их звали «гаечники»). В одно мгновение все общежитие было на ногах. Ликование было всеобщим. На улицах толпы возбужденных мужчин, женщин, молодежи, детей. Площади и улицы были запружены народом. Для многих эта радость победы неизбежно сливалась с горечью потери родных и близких. Но все-таки это был праздник, день Великой победы! Таким он и остался в памяти народа. Мы отмечаем его в 63 раз. В этот торжественный день каждый из нас должен минутой молчания почтить память тех, кто утверждал его не щадя жизни!
|